О Чернобыле нельзя забывать

Полковник Михаил Сабадырь участвовал в ликвидации последствий аварии в Чернобыле практически с самого начала. Поскольку 14 декабря в Украине является Днем чествования участников ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС, хочется напомнить о героизме тех, кто своим телом, здоровьем, жизнью защищал мир, оказавшийся на грани катастрофы.

Мы беседуем с полковником в уютной тиши кабинета отдела подготовки кадров на ОАО «Днепрококс», начальником которого он работает сегодня. Вот что рассказывает Михаил Сабадырь:
– Я, как кадровый военный, в 1986 году по приказу я уехал в Чернобыль.

Это была первая моя командировка – с 4 по 8 мая. Мы тогда отправляли первый отряд спасателей, сформированный в Черкасском, где я был в то время начальником химической службы дивизии. Вторая моя командировка началась с 11 июня и длилась 65 дней. Я работал в должности начальника штаба 25-ой бригады химической защиты, которая непосредственно принимала участие в ликвидации последствий аварии на самой станции: дезактивации помещений 1, 2 и 3-го энергоблоков, промплощадки на самой станции, крыши 3-го энергоблока, расчистке площадей вокруг 4-го энергоблока, укладке ж/б плит. Условия были просто сумасшедшие, в сутки случалось по 8-13 выбросов радиации.

– А Вы сознавали тогда опасность условий, ведь людям тогда не очень афишировали всю серьезность положения?

– Ну, конечно. Я ведь сам химик по образованию.

– Какие меры принимались для защиты собственного здоровья?

– Способ максимально сохранить здоровье был один: не лезть туда, куда тебя не посылают. К сожалению, очень много было случаев, когда работающие из интереса лезли посмотреть на пылающий реактор, и из-за этого получали большие дозы облучения. Так, например, случилось при мне в соседней части гражданской обороны. Там парень, вроде не маленький, за 30 лет, во время пересменки захотел посмотреть на разрушенный энергоблок через провал в стене одного из ближайших зданий. В тот же день его пришлось госпитализировать. Некоторые ради интереса могли подобрать какую-нибудь безделушку. Конечно, за пределы зоны вынести это было нельзя. Все выходящие должны были пройти через санпропускник и поменять всю одежду на чистую. Контроль был налажен строгий. В каждой группе был назначен ответственный, который замерял излучение. Кроме того, на выезде из зоны было несколько контрольно-пропускных постов, где также измеряли дозу. Проскользнуть с «трофеем» было практически невозможно, ведь даже самый маленький кусочек графита давал излучение в 15 рентген при общем фоне в 0,5 миллирентгена.

– Разве инструктаж с работниками не проводили? – Проводили, но... славянскому мужику нужно все потрогать руками, на слово он не верит. Перед началом работ на станции с новоприбывшими три дня проводились занятия, на которых рассказывалось все о радиации и ее влиянии на человека. И все равно, некоторые люди не понимали всей меры ответственности момента.

– Были ли случаи мародерства в Вашей части?

– Нет. Да нам и некогда было. Темп работ был очень высокий, опасность серьезная. Мы работали в две смены. Первая смена просыпалась в 5 часов утра, в пол-шестого завтракала, и в 6 часов выезжала на станцию. В пол-седьмого мы уже были на станции, и в 7 часов – развод по участкам работы. Время работы определялось дозой радиации. Был издан приказ министра обороны о том, что человек за сутки не должен был получить более двух рентген. Если на первом и втором энергоблоках излучение было относительно невысоким, то уже на третьем оно было значительным. И чем ближе к четвертому блоку, тем меньшее время можно было находиться в зоне. При таких условиях, например, на крыше третьего энергоблока можно было работать не более 15 минут. Отработав положенное время, люди спускались в административно-бытовой корпус, проходили санобработку, отдыхали и уезжали «домой». Предельная общая доза была установлена в 25 рентген, это где-то 12-13 дней работы. Где же набрать столько людей на смену? Поэтому берегли всех, и за полученной дозой излучения следили строго.

– Как Чернобыль повлиял на ваше здоровье?

– Почти год после возвращения из командировки часто подводила память, когда посреди дороги останавливаешься, и не можешь вспомнить, зачем и куда ты идешь. Невозможно было запомнить какие-то цифры, числа. Очень неприятное чувство. Потом память восстановилась.

– Государство помогало восстанавливать организм?

– Да, когда вернулся, сразу дали путевку в Сухуми. А потом приняли закон, появились какие-то льготы. По закону ликвидаторов разделили на 4 категории, у меня – вторая. Четвертую категорию получили жители близлежащих областей, третью – те, кто приехал в Чернобыль в 1988 году, вторую – ликвидаторы аварии в 1986-87 годах, и первая категория была у инвалидов, независимо от того, в какое время он работал.

– Как Вы относитесь к проекту нового саркофага над реактором? – Старый саркофаг строили наспех, привозя бетон из ближайших райцентров бетоновозами, КРАЗами. Потом уже построили вокруг станции два бетонных завода. Экономили время, ресурсы, где только возможно. Да и опыта ведь никакого не было, никто не знал, сколько бетона нужно вылить в реактор. Конечно же, там нужна более серьезная защита.

– По-Вашему мнению, кто все-таки был виновником аварии на Чернобыльской АЭС – конструкторы станции или человеческий фактор?

– Конечно, человеческий фактор. И виновата наша система образования инженеров. В свое время я закончил химико-технологический институт, нас готовили и как инженеров, и как конструкторов, и как технологов, и на исследовательскую работу. Мы, при случае, могли заменить любого сотрудника по своей специальности, и не спрашивали соседа: «А что там?». Дежурные инженеры на станции должны были строго выполнять полученные инструкции, потому что инструкции написаны кровью и здоровьем людей. А поскольку решили провести эксперимент, нужно было оповестить об этом всех работников и принять меры безопасности. Тем более знали, что этот тип реактора остановить невозможно.

– Знаю, что сейчас организуются полулегальные экскурсионные поездки в зону отчуждения. Не кажется ли Вам, что подобные экскурсии опасны?

– Я отношусь к подобным экскурсиям отрицательно. Просто люди, которые туда едут, не понимают, что они делают. А главное, зачем? Их поведение напоминает мне поведение зевак во время пожара. Много беды на той земле, погублена природа. 30-километровая зона отчуждения, очерченная вокруг взорванного реактора проволочным ограждением, фактически, мертва. Если эти экскурсии еще и нелегальны, то вполне возможно заработать даже за короткий срок лучевую болезнь – радиация на всех людей действует по-разному. Одному достаточно получить 10 рентген, чтобы уже начались признаки облучения, а другому и 20 мало. Неужели может быть так интересно, что можно забыть о смертельной опасности? Уместно тут вспомнить тех солдат-ликвидаторов, которые на крыше третьего энергоблока подбирали кусочки графита, чтобы… показать сыну.

– Были ли у вас в части случаи героизма? – Знаете, на третьем энергоблоке вся работа была героизмом. Люди знали, на что шли, и все равно шли ежедневно. Не было такого, чтобы кто-то отказался от работы или поручения. Наоборот, было много добровольцев. Конечно, у нас было материальное стимулирование. И все же люди знали, что идут работать в смертельных условиях. Вообще, нужно заметить, что если тут, дома, можно было встретить всяких людей, в т.ч. и плохих, то там, в героической обстановке, на 99% проявлялись только хорошие качества людей, как в работе, так и в отношении друг к другу.

– Кого Вы можете вспомнить из своих соратников?

– Бог миловал, и все мои друзья-ликвидаторы живы. Это полковник А.В. Вишня, подполковник Сергей Лызлов, командир бригады А.И. Иванов. Ежегодно 26 апреля в Комсомольском парке мы встречаемся с друзьями, общаемся, вспоминаем. А 11 декабря меня пригласили на торжественное собрание, организованное горсоветом в Подгороднем, где я живу.

– С какими проблемами сталкиваются ликвидаторы в наше время?

– В Законе о статусе чернобыльцев было сказано о создании Единого реестра. При Советском Союзе он так и не был создан. Не слышал я и о том, что его создали сейчас. Хотя, наверное, раз назначают льготы и выплаты, какие-то списки должны существовать. А вот что касается мониторинга состояния здоровья, то этого никогда не было и нет. Сложно и с лекарствами. Мы прикреплены к аптеке больницы Мечникова, где я по своему удостоверению мог получить бесплатно лекарства. Но, к сожалению, здесь очень много неувязок. Например, мне врач выписал 2 упаковки таблеток, которые нужно принимать 3 раза в день в течение двух месяцев.

Естественно, для такого курса лечения 40 таблеток недостаточно, но, когда я пришел в аптеку за лекарством еще раз, мне ответили, что я имею права на бесплатное получение лекарств только один раз в месяц. На мои попытки объяснить срок курса лечения, мне ответили, что это никого не волнует. Сейчас я практически туда не хожу, потому что «пробить» нужные лекарства вообще стало невозможно, у них никогда ничего нет. Никто никого не записывает ни в какие очереди и ничего даже не обещают. Один ответ: «Когда будет, не знаем, звоните». В обычной аптеке нам дают лекарства по удостоверению с 10% скидкой, зато там все лекарства есть.