Призрачный арестант

Из нее, согласно легенде, в мае 1820 года, во время посещения города Пушкиным, бежали два каторжника, воспетые поэтом в неоконченной поэме «Братья-разбойники». Эта тюрьма, особенно после прокатившихся по губернии крестьянских восстаний, уже не справлялась со своими функциями, и губернатор Алексей Свечин отдал указ о строительстве нового здания, в основу которого легли проекты Андриана Захарова, переделанные первым екатеринославским зодчим Николаем Насеткиным.

Новый острог, выросший в отдалении от реки на возвышенном месте, своим видом напоминал средневековый замок. Углы огромного трехэтажного прямоугольника подпирали круглые башни, а толщине стен позавидовала бы любая военная крепость. Каземат так и прозвали – Тюремный замок, а всю площадь вокруг него - Тюремной. Рядом пристроили церковь Богоматери Всех Скорбящих Радости – для обслуживания арестантов и тюремного персонала.

Как гласит предание, через пару лет после поражения декабристского восстания в еще недостроенную тюрьму был доставлен особый узник. Никто из надсмотрщиков не знал его имени и не видел в лицо. Узник содержался в одиночной камере, откуда никогда не выходил, а еду ему подавали через узкий проем. Арестанту не было нужды прикрывать лицо маской, так как установленный в проеме ящичек выдвигался так, что не оставалось никакой щели, чтобы заглянуть в камеру. А маленькое окошко располагалось так высоко от пола, что заглянуть внутрь могли только птицы, но и они ничего не увидели бы, кроме толстых стен. В углу камеры находился сток для отходов.

Вскоре по городу прокатились слухи о том, что таинственным арестантом якобы был не кто иной, как сам Павел Пестель, руководитель Южного общества и, согласно легенде, внебрачный сын самого Потемкина (а не его внучатый племянник, как считалось официально). Некоторые матерью Пестеля считали саму Екатерину Великую. У него были такие же, как у отца, густые брови, широко расставленные несимметричные глаза, выпяченное надлобье, мощная челюсть. В записи о рождении ему скосили год, чтобы избежать сплетен, так что согласно ей Потемкин умер за 1 год и восемь месяцев до рождения Павла, а на самом деле – за восемь месяцев.

В июле 1826 года Пестеля вместе с пятью заговорщиками, согласно историческим документам, казнили на Сенатской площади. Но молва утверждала, что уже на эшафоте Пестеля заменили манекеном, который и повесили вместо него. Император Николай Первый, из суеверных побуждений не решившийся пролить кровь представителя, пусть и побочного, царской династии, приказал увезти бунтовщика в город, основанный его родителями, и там содержать в глубочайшей секретности до самой смерти.0

Однажды просунутая в проем еда осталась нетронутой, а вода невыпитой. Но поскольку такое случалось и ранее, на это не обратили внимания. Однако когда посуда перестала опустошаться и в последующие дни, тюремщики всполошились. Входить в камеру им было строжайше запрещено, да и ключи от нее, по слухам, были выброшены комендантом в Днепр, чтобы не возникло искушения однажды открыть дверь. Так что проверить, жив ли арестант, заболел или уже умер, никакой возможности не было. Его несколько раз окликали, что тоже было нарушением инструкции, но никакого ответа не получили и в конце концов запечатали окошко.

Та камера, храня тайну своего узника, простояла запертой до самого сноса Тюремного замка в декабре 1918 года, во время взятия Екатеринослава отрядами Махно. Согласно одной из версий, сам батько и дал приказ сжечь темницу, в которой когда-то провел несколько лет.

Вместе с замком сгорели и кости таинственного арестанта, так что никакие экспертизы уже не могли бы установить их принадлежность. Жители улицы Садовой (ныне – ул. Серова), примыкавшей к парку, говорили, будто иногда по ночам в лунном свете видели гулявший по пепелищу призрак в старомодном камзоле. Самые любопытные пытались узнать, кто это, но близко подойти к нему не удавалось. При приближении он словно проваливался в какую-то дыру среди камней или же растворялся в темноте ночи.

Когда в 1925 году развалины разобрали, разбив на их месте сквер, призрак исчез окончательно, и ничто и нигде уже не напоминало о нем.