Фронтовая любовь павлоградца Михаила Логвинова длиной в 65 лет

И хотя много лет прошло с тех пор, а он отчетливо помнит ту первую встречу в 44-м с шестнадцатилетней Лидочкой во время наступательной операции наших войск на Померанию. «Пусть подрастет, — сказал себе 25-летний старшина Логвинов, — а там и война закончится».

Ну а девушки, а девушки потом…

Если уцелеет, все будет после войны… Хоть и воевали рядом, он ее даже ни разу не поцеловал. Да и была она абсолютной недотрогой.

— Тогда строже смотрели на эти вещи, чем нынешняя молодежь, — говорит Михаил Васильевич. — Поцеловаться для нас было — полюбить на всю жизнь. А тут война! Не до нежностей. Но когда были уже в Берлине, мы с ней договорились пожениться.

Казалось, все располагало к тому, чтобы помечтать о будущей мирной жизни, — майские вечера с дурманящими запахами цветущих садов, ни с чем не сравнимое ощущение себя победителями. А чего стоило фантастическое зрелище прохождения по площади возле Бранденбургских ворот колонны пленных фашистов, свидетелями которого они оказались! В колонне шли наряду с рядовыми солдатами высшие офицерские чины Германии.

— А вел колонну, представляете, ефрейтор — низший чин в нашей армии! О, мы их тогда хорошо унизили!

Михаил Васильевич, рассказывая о пройденных фронтовых дорогах, несмотря на годы, не путается ни в датах, ни в событиях.

— Вот вы спрашиваете, как Лида, почти еще ребенок, очутилась на фронте? А история была такая. Жила она с родителями в Курской области. Однажды со старшей сестрой отправилась в магазин получить хлеб по карточкам. А тут началась бомбежка. Девочки вернулись домой, но вместо дома увидели огромную воронку. Куда идти? Решили пристать к проходящим мимо армейским частям.

Лиду по малолетству брать не хотели, но старшей сестре удалось уговорить командира. Работали девушки и поварами в столовой, и регулировщицами на дорогах. Да и сами дороги ремонтировать приходилось — вымащивали выбоины от тяжелой техники камнями, зачастую просто неподъемными.

— Смотрели-смотрели на все это мои хлопцы-артиллеристы, я тогда при штабе находился, жалко им стало девчонку, оно и вправду, работа не для девичьих рук. Вскоре удалось перевести Лиду в штаб, где она сначала работала связисткой, а потом перед ней поставили задачу освоить пишущую машинку. Помню, комбриг Шатилов, многозначительно поглядывая на меня, напутствовал вновь прибывшую: «Гляди. Будут обижать, приставать — приходи и жалуйся смело. Девушек у нас мало, я их в обиду не даю».

Женщины на войне. Многие фронтовички потом вспоминали, с каким восторгом и восхищением относились к ним мужчины,— благородно, с необыкновенным уважением. Приходилось с ними жить в одной землянке, спать на одних полатях, ходить на задания. Чистая фронтовая дружба!

— Молодые были, конечно, хотелось любить, быть любимой. Женщина не может, чтобы ее не замечали. Но любовь была как бы запрещенной. Если узнавало командование, как правило, одного из влюбленных переводили в другую часть, попросту разлучали.

Они снова встретились спустя два года после войны…

Берлин дрожал. За последние дни боев он уже познакомился с мощью и силой советской артиллерии.

Можно себе представить, что творилось на позициях врага, если на одном километре фронта стояло свыше пятисот советских орудий! А когда уже были в Берлине, здешние жители с тревогой и удивлением смотрели на нескончаемый поток советских войск.

— Наиболее смелые и любопытные берлинцы подходили к нам, артиллеристам, качали головами и спрашивали: «Английские?». Один из командиров тяжелого орудия, которое тащили два мощных трактора, строго сказал: «Нам таких красавиц Урал присылает»…

В июле 45-го вышел приказ о вывозе из Германии всех воевавших женщин. Михаил Логвинов организовывал отправку. Список отъезжающих передал старшему, а тут оказалось, что Лиды среди них нет. Она прибежала в самую последнюю минуту. Попрощались сдержанно. Михаил все же успел задать вопрос:

— Договор остается в силе?

Девушка кивнула, пообещав написать, когда приедет на место. Она решила ехать в Москву, где жила ее старшая сестра. Рассчитывала устроиться в столице на работу, получить московскую прописку. В этом для фронтовиков трудностей не было. С красноармейской книжкой Лида пришла в Моссовет, там решили вопрос не только с пропиской, но и с местом работы — машинисткой в школе ФЗО.

— А я все служил в своей части в Берлине. В декабре 45-го мне дали отпуск, и я поехал в Москву, — продолжает свой рассказ ветеран. — Там жил мой дядя. Заодно, думаю, с Лидой повидаюсь. Но ее дома не оказалось. Квартирная хозяйка сообщила, мол, уехала в Казахстан, а насколько — неизвестно. Весточка от Лиды пришла спустя несколько месяцев.

В 46-м часть Михаила расформировали. Демобилизовавшись, приехал в Павлоград. Здесь жил до войны, здесь закончил школу. Город лежал в руинах, но горожане дружно его восстанавливали, практически без выходных.

Однажды Логвинова вызвали в горком партии. Предложили возглавить Павлоградский городскую комсомольскую организацию. Потом и в ЦК комсомола Украины звали, но пришлось отказаться из соображений личного характера.

— Я не знал, как у нас с Лидой все решится. Она по-прежнему жила в Москве, а я в Павлограде, по горло в работе, — рассказывает Михаил Васильевич.

Как-то во время городской отчетно-выборной комсомольской конференции в зал заглянула секретарь приемной горкома:

— Михаил Васильевич, вас вызывает Москва!

По залу прошел гул, шушукаться начали. Что, мол, за срочное дело у Москвы до Логвинова.

— А это Лида звонила. Спрашивала, как у меня дела, то да се. А я говорю ей, чтобы заканчивала все дела в Москве и поскорее приезжала. Напоследок еще и припугнул: не приедешь — меня здесь женят.

Подействовало — приехала. Встретить ее он не смог, какие-то срочные дела помешали. Маму с сестрой на вокзал отправил. Может, и была у Лиды обида по этому поводу, но все затмил шикарный подарок, привезенный Михаилом из Германии.

— Я привез ей шубу. Нам полагались сигареты, а я не курю. А тогда в Германии за сигареты черта купить можно было. Я за шубу, помню, и сигаретами, и марками расплачивался. Такой шубы ни у кого в городе не было. Вон, на стене, большой портрет Лиды в той самой шубе.

На взятом в хорошую рамку портрете миловидная молодая женщина кутается в высоко поднятый воротник шубы.

Чтобы разложить семейные военные и трудовые награды, места на столе не хватит

В 48-м родился у супругов первый ребенок — дочь. Комсомольская работа по-прежнему отнимала много времени, так что на семью его практически не оставалось. Лиде даже пришлось самой идти в загс регистрировать ребенка. А там заминка вышла.

— Мы на то время еще расписаны не были. Для порядка, сказали жене, надо сначала брак зарегистрировать, а потом уже и ребенка. Звонит мне заведующая загсом Ева Ивановна Зуева, меня-то в городе все знали: «Михаил Васильевич, тут женщина пришла, женить вас на себе хочет». Прибежал, подошли родственники, все формальности были выполнены. Вот так мы с Лидой и расписались. А свадьбы никакой у нас не было. Откуда деньгам на свадьбу взяться? Из Германии я должен был получить 7 тысяч рублей в качестве зарплаты, а тут реформа денежная. Семь тысяч превратились в семьсот рублей. За четыреста мы приобрели себе более чем скромное жилище.

Жизнь постепенно налаживалась. Бывшего фронтовика пригласили работать на секретный завод, где со временем наладили производство межконтинентальных баллистических ракет. Он отличный специалист, исполнительный работник. Не случайно ему предложили должность главного диспетчера ПМЗ. Лида сначала работала в военкомате, а потом Михаил перевел ее на свой завод. Получили от предприятия хорошую квартиру в центре города, появилась дача.

— На 9 Мая нас всегда приглашали вместе. Но последние три года встречаюсь с друзями-фронтовиками один. Как говорилось на войне, понес большую потерю. В 2011-м Лида умерла, но мои 90 еще вместе отмечали. 95-летие застало меня в больнице — приболел немного.

Ветеран Великой Отечественной и сегодня строен и красив не по годам.

— Ну, посмотрите, какой у меня папа! — восхищается дочка Наташа. — Разве скажешь, что ему 95?

Парадный мундир у фронтовика в полной готовности. Подходит к шкафу, достает его, вместе с плечиками протягивает мне:

— Нате, подержите… Что, тяжело?

Вообще-то весомо. Но не массой своей, а тем, что завоеваны эти ордена и медали дорогой ценой.

Годы идут, но что-то самое важное, стержневое в его жизни не меняется, как не меняются кадры киноленты, которую то и дело прокручивает память.