Провинциальные истории. Дом Мизко

В Екатеринославе, как, впрочем, и в других дореволюционных городах России, часто в адресных справочниках дома указывались не по номерам, а по фамилии их владельцев. Это создаёт некоторые неудобства для современных историков, но было очень удобным для тогдашних горожан - им проще было запомнить не цифру, а фамилию.

Так, огромный трёхэтажный дом напротив Троицкого собора, на пересечении Казанской и Полицейской улиц (соответственно современных К. Либкнехта и Шевченко) екатеринославцы знали как дом Мизко. Его строительство было начато ещё в конце ХIХ века, год окончания работ выведен на фасаде со стороны Полицейской улицы - 1900.

Старинный малороссийский дворянский род Мизко, имевший корни в Австро-Венгрии, был известен не только в Екатеринославе. Один из его представителей, статский, а затем действительный советник Дмитрий Тимофеевич, выпускник Киевской духовной академии, около 30 лет возглавлял училища Екатеринославской губернии. Когда в городе открылась первая гимназия, он стал её директором.

Автор одного издания советского периода охарактеризовал Дмитрия Мизко как "чиновника-самодура", а вот "Исторический вестник" за 1882 года писал о нём: "Материально обеспеченный, Дмитрий Тимофеевич трудился на славу гимназии не из нужды, а по внутреннему влечению к педагогической профессии… При нём гимназия выдавалась превосходным состоянием во всех отношениях и слыла лучшей в своём учебном округе… Выпускники выносили из гимназии удовлетворительное школьное образование и хорошие практические познания в новых иностранных языках: явление редкое в провинциальных учебных заведениях".

Было у Дмитрия Тимофеевича четыре сына. Один из них, Николай, в некотором роде продолжил дело отца - став литератором, он много писал об образовании. Правда, на пути к любимому поприщу ему пришлось преодолеть много препятствий, воздвигнутых его же отцом.

С младенчества за Колей ходили как тепличным растением. Дмитрий Тимофеевич вычитал где-то гигиенические рекомендации и в соответствии с ними составил своеобразный регламент "физического существования" сына. Правила были такими: не пить сырую воду, а только "отварную или с помесью красного вина"; на открытый воздух не выходить, обязательно спать после обеда. Выпросить "льготы" можно было только по большим праздникам.

Итогом такого воспитания, по мнению биографов Николая Мизко, стало то, что в нём выработалась "порядочная доля мнительности, недоверия к самому себе, нервозность, раздражительность, детская непрактичность к жизни, непомерно развитая мечтательность, страстность". (Не исключено, что биографы преувеличивают воздействие отцовских "правил"; вероятно, этими чертами Николай был наделён природой, а соответствующее воспитание их только усугубило).

В 10 лет Коля стал учащимся Екатеринославской гимназии, учился очень хорошо, много читал - благо, отцовская библиотека постоянно пополнялась новыми книгами и столичной периодикой. Закончил гимназию с серебряной медалью, выразил желание поступить в университете, но отец воспротивился - "слишком не зрел и пылок для самостоятельности" - и пристроил 16-летнего Колю в канцелярию губернской строительной комиссии.

В письме кузену Коля сетовал на судьбу: "Тебе известно, что мне со всех сторон подрезаны крылья… Мне хотелось учиться в университете, а меня засадили за глупейшую канцелярию… заставляют гнить в пошлой до омерзения провинции".

Но в конце концов Николаю удалось выбраться из опротивевшей ему обстановки. Он начал писать статьи по русской словесности для столичных журналов, самостоятельно готовился к поступлению в университет - и стал студентом отделения словесности философского факультета Харьковского университета.

Подыскал себе синекуру - место службы, где он только числился, а все силы отдавал редактированию "Екатеринославских губернских ведомостей". Позднее Николай оставил и это занятие, чтобы ничто не мешало его сотрудничеству со столичными изданиями.

Он попробовал написать что-то беллетристическое, но убедился, что это не его, и полностью посвятил себя литературоведческой работе. Одним из первых его солидных трудов стал опус "Столетие русской литературы"

После смерти отца Николай унаследовал богатое имение в Новомосковском уезде и сделался владельцем почти 400 крепостных крестьян. Он переселился на постоянное жительство в своё село, отказался от всех служб и стал путешествовать по России и Малороссии, знакомясь с отечественными учёными и писателями, в числе которых был и Гоголь.

Поездки по империи, частые посещения Киева, его учебных заведений и литературных кружков ещё больше укрепили Николая в мысли, что нужно развивать украинскую культуру, поскольку она необычайно богата и самобытна. Но с другой стороны, он считал, её невозможно отделить от российской культуры, ибо "Малая и Великая Россия неразрывны".

В 32 года Мизко женился на красивой, умной, одарённой девушке. "Много задатков на взаимное супружество было налицо, - пишут биографы, - но судьба их не оправдала. Муж и жена, сохраняя друг к другу полное уважение, провели почти всю жизнь врозь, в добровольной разлуке, изредка встречаясь и переписываясь".

1861 год внёс в жизнь Николая Дмитриевича большие изменения. После отмены крепостного права нужно было по-другому строить свои отношения с крестьянами, устраивать хозяйство. Увлечённый литературой, совершенно непрактичный и ленивый хозяин, Мизко, начитавшись статей по "крестьянскому вопросу", решил поскорей разделаться с крестьянами, а потом и с земледелием. Он раздарил своими бывшим крепостным собственную землю с усадебными постройками, выделил деньги на строительство сельской школы и её укомплектование.

Поучаствовав некоторое время в работе земских учреждений в качестве гласного и Новомосковского училищного совета в качестве председателя, разочаровавшись во всех нововведениях, Мизко продал своё имение и уехал в Воронеж, где купил дом и куда перевёз богатую библиотеку. Сначала много писал в журналы, работал над "Словарём русских писателей", но в последние годы жизни по причине болезни, "частного чувства утомления" он оставил литературные занятия и, по его собственному выражению, "остался лишь читателем".

После смерти Николай Мизко оставил средства для стипендий воспитанникам екатеринославских гимназий, неимущим и сиротам.

В доме на углу Казанской и Полицейской, воздвигнутым, вероятно, одним из племянников Николая Дмитриевича Мизко, несколько комнат занимало одно из екатеринославских учебных заведений - частная женская гимназия Степановой. Возможно, некоторые его ученицы тоже получали стипендию Мизко.

Все помещения этого дома сдавались в аренду. Помимо квартир состоятельных жильцов, тут располагались склад галантерейных товаров Зоотаревского из Варшавы, склады инструментальной стали братьев Бёлер, склад фотографических принадлежностей Павла Ивановича Томара, который предлагал большой выбор нот и для покупателей бесплатно - чтение фотографических журналов, лабораторию и уроки под руководством профессионального фотографа.

Несколько комнат занимали горнопромышленная и техническая контора Гриндлера, польское общество "Огниско", члены которого могли отобедать в буфете общества, екатеринославское коммерческое собрание.

Размещалась тут и екатеринославская удельная виноторговля, которая давала в местных справочниках полный прейскурант имеющихся вин: красных, белых, крепких, десертных, столовых. Шампанское предлагалост в единственном экземпляре - "Арбау-Дюрсо" полусухое и сухое, по 2.50 за бутылку. Здесь же можно было купить русский чай чаквинского удельного имения по цене за 1 фунт от 1 руб. 20 коп. до 2 руб.40 коп.

После известных событий 1917 года дом Мизко был национализирован Советами. В 1921 тут часть дома занял штаб Первой Конной армии, которая возвращалась с польского фронта и по случаю своей победы под Варшавой прошлась парадом по Проспекту. В эти дни возле дома на пересечении Казанской и Полицейской частенько можно было увидеть командиров Первой Конной Будённого и Ворошилова, которые квартировали в доме №6 по Казанской.

Когда красноармейцы съехали, в доме Мизко обосновалась молодёжь. Здание нарекли "Домом пролетарского студенчества" и на угловом фронтоне поставили печать "ДПС" - эти буквы всё ещё там.
После Великой Отечественной войны в это здание въехали два факультета Днепропетровского университета - исторический и филологический, а также ректорат - университетские корпуса были сожжены немцами. Преподаватели и студенты жили тут же.

В студенческом общежитии заседали литературные и драматический кружки, работал популярный среди студентов джазовый оркестр и действовал так называемый Кубуч - комитет по улучшению быта учащихся.

А в подвале крыла, выходившем на бывшую Казанскую, кто-то устроил винный завод. Он доставлял массу хлопот преподавателям; ректорат, ясное дело, активно с ним боролся и, в конце концов, настоял на выселении виноделов. В помещении, которое занимал завод, стала работать библиотека.

В 60-х годах университет переехал в новый корпус, строительство которого спонсировало Министерство чёрной металлургии Украинской Советской республики, в ведении которого впоследствии и перешёл дом Мизко.

Наталья Рекуненко

Предоставлено: Недвижимость в движении